URBAN.AZ
URBAN.AZ

Telegram Banner

Как же я страдаю… мне больно, и почему Аллах не послал мне смерть?

Что с тобой, сыночек мой, за чьи грехи ты расплачиваешься, сердце мое?

Все говорят мне: хватит, угомонись, у тебя есть еще дети, внуки растут, а ты ни разу за все эти годы не улыбнулась. Как же я могу радоваться, если часть души моей, кровь от крови и плоть от плоти, живет среди врагов? Да и живет ли?

Можно ли назвать жизнью то, что гордый и свободнорожденный мужчина, находится в рабстве?

Все говорят мне: видишь, Анаханым сына обменяли, "Красный Крест" привез оттуда фотографии, а про твоего никто ничего не знает, значит сгинул на вражеской земле.

Но мое материнское сердце чувствует, что он жив, да и земля это не вражеская, а наша, родная, которая стонет и плачет под пятой врага. Уверена, эта земля питает моего сына своими соками и не дает умереть, я знаю, вернется он ко мне…

Может быть, он ждет, чтобы я к нему пришла, вместе со всеми, кто каждый день видит во сне родной край, любимый Ходжалы…

Мне 80 лет... Говорят, со временем чувства притупляются, и уже не чувствуешь боли так, как в молодости… Это говорят те, кто ничего не чувствовал и тогда, когда был молодым. Если в старости ничего не помнишь и нет больше боли, то почему ком в горле и змея в сердце, которая все время меня жалит?

Я готова была тогда, в 92-м, трупом лечь перед вражескими полчищами, но меня насильно вытащили из-под огня. Сын, ты обманул меня, сказал: беги так быстро, как можешь, я молодой, догоню тебя в лесу.

Но он не смог меня догнать, потому что и не собирался оставлять родную землю. Мой Исмаил не сдался бы без боя, он всегда говорил, что никогда враг не возьмет его живым, но, видимо, не рассчитал патроны. Одного, спасительного не осталось.

Не знаю, что было бы лучше для него: умереть или остаться в живых. Аллах решил послать моему народу испытания, а может и наказания, за грехи наши. Но неужели грех этот был столь велик, что 23 года я не могу спать по ночам?

Мой окровавленный сын снится мне каждую ночь таким, каким я видела его в последний раз. Кровь, которая текла с раненого плеча, почти замерзла на его одежде, прерывистый свет от разрывающихся ракет и одинокой луны освещал его исхудалое, черное от копоти и небритое лицо.

- Мой сын, ты точно меня догонишь?
- Да, мать, беги, куда я денусь без тебя? Догоню, только вот Агиля вытащу.

Не смог, Агиль погиб, а про тебя никто ничего не знает.

Вы тоже не верите, что он жив? Не доверяете сердцу матери, которое все чувствует?

Красный Крест недавно привез кости. Я поехала туда, в приграничный район, посмотреть на останки, которые только по отдельным частям напоминали, что были когда-то людьми. "Все молодые", - сказали люди с Красного Креста, и у меня екнуло сердце: не может быть, чтобы мой Исмаил был среди этих костей, он ведь жив.

Сделали анализы, ДНК называется. Пока мы любовались красотами наших лесов и гор в Карабахе, и доверяли соседям, которые на самом деле были гостями у нас дома, наука ушла намного вперед. Вот даже по кусочку кости можно определить, кто умер настолько несчастным, что его даже не похоронили…

Глупый наш народ, доверчивый. Верит всему, что говорят люди, которые улыбаются. Покупается на мелкие знаки внимания, взамен отдает душу и землю, на которой стоит отчий дом. Каждый день думаю: как все сложилось бы, если бы мы этих сукиных детей не грели бы на своей груди, а давно погнали бы с наших земель. Тогда, мой сын, ты был бы со мной. Я жила бы с тобой и с твоей женой-красавицей, ворчала бы, как и полагается, и прикрикивала бы на моих внучат, твоих детей. А ты приходил бы каждый вечер с работы и первым подходил бы ко мне, чтобы обнять и поцеловать, как всегда делал до того времени, когда я увидела тебя в окровавленной одежде. 

Где ты, кровинушка моя? Неужели я так и умру, не прижав тебя к груди, не вдохнув твой родной запах, не проведя рукой по твоей небритой щеке?

Твои молодые руки огрубели от тяжелой работы и от этого проклятого оружия, с которым ты спал. А должен был в таком возрасте обнимать молодую жену, а не автомат. Будь проклят тот, кто придумал этот кусок железа, который из слабых и хлипких мужичков делает богатырей, а достойных мужчин превращает в слабых и беззащитных детей!

Как повезло твоему отцу, что он не дожил до того дня, когда дом его отца и деда топчут вражеские сапоги. Сидит себе там наверху и спокойно за всем наблюдает. Вот, кто не чувствует боли - кто ушел, а не тот, кто постарел. Потому что мне больно, очень больно.

"Красный Крест" проверил мою кровь. Сказали: "Мать, иди спокойно, твоего сына тут нет. Это кости чужих сыновей".  Я пошла, но вот спокойно мне не было. Ни одна кость не принадлежала детям, отцам, дядям, племянникам людей, которые в безмолвии толпились перед зданием, где лежали кости, останки других детей, матери которых все еще ждут…

Я старая женщина, могу не дожить до того дня, хотя молюсь, чтобы Он дал мне силы и время, чтобы я смогла исполнить свой последний долг перед своим ребенком. Своими молитвами я совсем Бога запутала, то хочу умереть, то выжить. Думаю, Он махнул на меня рукой.

Когда была ребенком, была другая война, все голодали, я тоже. Но потом она закончилась, началась мирная жизнь. Я не разгибалась от работы на земле. Каждый год благодарная нашему труду карабахская земля приносила небывалый урожай. Мы ели сами и делились с гостями, которые теперь хозяйничают в нашем доме, а нас выгнали. Думаю, Бог забыл и нашу землю тоже, раз позволил такому случится. Женщины мне говорят, чтобы я молчала и не говорила вслух о том, что Ему все равно, что с нами случилось, как будто если я не буду говорить, Он не сможет прочитать мои мысли.

И все-таки я надеюсь тебя увидеть, дитя мое. Знаю, что судьба в конце концов, повернется к нам лицом.

Говорят, от боли умирают. Мне же кажется, что моя боль дает мне силы жить и ждать.

Дорогой мой сын, наши люди вернутся в Карабах, и я вместе с ними. Я найду тебя. Мы с тобой обнимемся, я вдохну твой запах, проведу рукой по твоей небритой щеке и уйду спокойно к твоему отцу. Только не умирай, прошу тебя, Исмаил…

С надеждой и верой,
Кюбра Исмаилова, ходжалинка, которая ждет своего сына…

В ночь с 25 на 26 февраля 1992 года армянские вооруженные формирования осуществили захват города Ходжалы. Штурму города предшествовал массированный обстрел из артиллерийских орудий, тяжелой военной техники, начатый еще вечером 25 февраля. В результате, в городе вспыхнул пожар, и к пяти часам утра 26 февраля город был практически полностью объят пламенем. Мирное население, оставшееся в городе, примерно около 2500 человек, вынуждено было покинуть свои родные дома, чтобы пробиться в город Агдам - ближайший пункт, населенный преимущественно азербайджанцами. Однако, вооруженные формирования продолжили свои военные действия. В результате было убито 613 человек: из них детей — 63; женщин — 106; пожилых — 70 человек. 8 семей были уничтожены полностью. 25 детей потеряли обоих родителей. 130 детей потеряли одного родителя. Ранено — 487 человек, из них детей — 76. Люди, побывавшие в заложниках — 1275 человек. Пропало без вести — 150 человек.

Массовое убийство жителей азербайджанского города Ходжалы армянскими вооруженными формированиями стало самым крупным и жестоким кровопролитием за время Карабахской войны.


Отзывы